В качестве щита кочевник использовал небольшой бубен, украшенный плетённой бахромой, а короткой узловатой палкой-колотушкой размахивал как ослопом. Вероятно, куцая палка имела незримое продолжение. Удары выходили сильными и доставали врага на приличном расстоянии, не позволяя приблизиться ни латинянским рыцарям, ни чародеям.
Взмах колотушки…
Чуть колыхнулось чёрное покрывало-щит в руках Арины
А у ног Михеля в упругом мраке появилась вмятина.
Очередной ком искр летит в шамана. Бьётся о подставленный бубен. Отскакивает от натянутой кожи, словно от каменной стены.
Но второй снаряд, пущенный сразу же вслед за первым, рвёт плечо степняка. Тот однако даже не замечает новой раны на истерзанном теле.
Ещё один взмах колотушкой.
И опять тьма-щит отводит магический удар. Валится вместе с конём рыцарь из дружины Феодорлиха, попавший под невидимый рикошет, вылетает из седла другой всадник. Прогибается стена мрака.
«Как они здесь колдуют? — терялся в догадках Тимофей. — Как произносят заклинание там, где не слышно слов?»
«Важно не произнести колдовское слово вслух, — объяснил Угрим. — Важно выговорить его самому. Выговорить твёрдо и правильно и облечь сказанное надлежащей силой. Волшбу творит чародей, колдовство идёт из него и через него. Всё остальное не имеет значения».
Новый пучок искрящихся шипов летит в степняка. Но валит с ног татарского нукера, принявшего смертельный удар на себя.
Зато следующий снаряд достигает цели. Ком искр проносится между бубном и колотушкой. Бьёт в голову шамана. Лицо степного колдуна превращается в месиво изодранной кожи, плоти и костей. Бурлит и запекается кровь. Над страшной раной клубится дым. Шаман оседает на пол, не пытаясь более атаковать, а лишь прикрываясь бубном.
Шаман жив. Но драться, кажется, он больше не способен. Пока, во всяком случае.
Михель и Арина устремляются к нему. Достать, добить…
Последние нукеры — их оставалось в живых только трое — пытаются заслонить колдуна.
«Вперёд!» — Угрим взмахнул рукой и шагнул со своей Тропы на чужую. Тонкая плёнка, преграждавшая путь, лопнула. Острожецкий отряд ударил во фланг латинянам.
Имперцы такого не ждали. Рыцари не успели вовремя развернуться и не сумели в полной мере использовать преимущества конных перед пешими.
Дружинники Угрима ворвались во вражеские ряды. Следом повалили ополченцы. Чужая Тропа не казалась больше такой просторной, как прежде. Теперь даже рослые рыцарские кони не могли развернуться в тесноте и давке.
Коням подрезали сухожилия, подрубали ноги, валили вместе с всадниками. Обезумевшие животные топтали мёртвых, раненых и просто упавших. Копья и рогатины пропарывали кольчуги, клинки и секиры разрубали щиты и крушили шлемы. И всё это — в полной тишине. На колдовской Тропе не было слышно ни криков, ни стонов, ни лошадиного ржания, ни грохота стали. Ни-че-го. Люди убивали друг друга беззвучно и безмолвно. И так же гибли.
Могильная… замогильная тишина царила над полем боя. И в этой жуткой тиши смерть молча собирала свою жатву.
Тимофей старался держаться возле князя. Было непросто. Но было, как было…
Всадник слева. Обрушившаяся сверху сталь едва не сбивает с ног. Конный германец в длинной кольчужной рубашке разбивает щит. Перехватив меч двумя руками, Тимофей размахивается и рубит, что есть мочи… Клинок тускло взблескивает над высокой седельной лукой. Удар приходится в бок и спину латинянину. По печени, по хребту.
Рука ощущает сопротивление рассекаемой кольчуги, плоти и кости. Звона, скрежета или вскрика не слышно.
Рядом беззвучно раскалывается ещё чей-то щит. Разлетаются щепки. Катится под ноги срубленная голова ищерского дружинника.
И — новый враг впереди. Тоже на коне. Бьёт. Прикрывается щитом. Тимофей отводит вражеский удар и рубит сам — по торчащей из-под щита ноге.
Отрубает.
Нога, брызжет кровью, цепляется золочённой шпорой за стремя, повисает под седлом. Рыцарь роняет и щит, и меч. Валится по ту сторону седла.
Падают ещё два дружинника Угрима. И один латинянин.
Тимофей идёт дальше, за князем.
А Угрим творит колдовство. Вытянутые руки князя-волхва словно раздвигают густые заросли. Вражеские ряды распадаются. Сразу полтора десятка латинянских рыцарей, вмятых в неподатливые стены, сыплются из сёдел. Валятся два или три ищерских дружинника, случайно угодившие под волшбу. Один из ищерцев так и остаётся лежать.
Но Угрим, похоже, не думал сейчас о воинах. Ни о чужих, ни о своих. Князь рванулся вперёд — в раздавшийся проход. Тимофей ринулся следом. Дружинники выстроили сзади живую стену, не подпуская латинян.
Михель уже почуял их. Ни услышать, ни увидеть то, что творится сзади, маг не мог. Только почувствовать… Чародей повернулся к Угриму, предоставляя Арине самой покончить с шаманом.
Угрим ударил. Встряхнул ладонями… Под накатившей волной незримых токов колыхнулись разноцветные огоньки Тропы. Однако магическая волна князя-волхва не достигла цели. Михель скрестил руки, и поток колдовской силы разбился о колдовскую защиту. Расплескался. Чёрные стены и своды Тропы покрылись глубокими рубцами.
Латинянский маг ударил в ответ. Быстрое движение обеих рук. Взметнувшиеся рукава красной накидки — и искры, витавшие в воздухе между Михелем и Угримом, обратились в мутные льдистые иглы. Иглы устремились к ищерскому князю.
Угрим поднял ладони, прикрылся. Невидимый вихрь разметал острые льдинки. Почти все. Лишь одна оцарапала князю щёку.