Зигфрид припадал то к одной щели в стене, то к другой. Взгляд барона выхватывал отдельные эпизоды кровавой схватки.
Вот две белые фигуры устремились к чёрной. Человек-тень резко взмахивает руками. Что-то бросает в нападающих — что-то маленькое, неприметное. Оба сарацина медленно оседают на землю. А из-за их спин выскакивает третий. Рубит саблей сплеча. Но чёрный воин уже держит в руках два диковинных кинжала-трезубца, похожих на маленькие вилы. Раз — изогнутый сарацинский клинок пойман между клинком и выгнутой рукоятью одного кинжала. Два — захваченная сабля отведена в сторону. Три — чёрный воин делает шаг вперёд и всаживает второй кинжал под левое ребро противника. А на счёт четыре — сам попадает под саблю нового врага, зашедшего сбоку. Голова, обмотанная плотной чёрной тканью, катится с чёрных плеч.
А вот человек-тень быстро стреляет из миниатюрного — всего-то в локоть длиной, не больше — лука. Короткие тоненькие стрелы, пущенные слабой тетивой, летят недалеко и входят неглубоко, но валят сарацин, словно болты из мощного арбалета. Одного, второго, третьего… «Отравленные наконечники», — понимает Зигфрид. И видит кинжал, брошенный в лучника. Кинжал вспарывает чёрную ткань и отлетает в сторону. Рана, вроде бы, несерьёзная, так — царапина, а не рана. Однако лучник роняет лук и корчится на земле. Похоже, яд в этой схватке используют обе стороны.
Зигфрид перебирается к другой стене своего узилища и наблюдает снова.
Вот сразу три противника окружили чёрного воина, раскручивающего над головой цепь с увесистым серпом на одном конце и гирькой на другом. Сарацины одновременно бросаются в атаку. Один тут же валится с ног — у него рассечено горло, и тёмно-красный фонтан обильно хлещет на каменные плиты. Цепь захлёстывает руку второго и вырывает из его пальцев кинжал. Однако третий сарацин дотягивается-таки до врага саблей и рубит — ожесточённо, исступлённо. Из-под широкого клинка летят куски плоти, клочья чёрной ткани, брызги крови…
Или вот ещё… Чёрной молнией мелькает в свете костров короткий затемнённый меч с небольшой квадратной гардой. Хозяин меча волчком вертится среди белых фигур. Человек-тень кажется неуязвимым и неуловимым. Оседает на плиты разрубленное тело в белых одеждах. За ним — ещё одно. Отлетает в сторону сарацинский кинжал вместе с отсечённой рукой. Падает выбитая сабля.
Кто-то хватает чёрного воина за куртку, но человек-тень легко выскальзывает из неё. Рубит и куртку, и вцепившегося в неё сарацина. Тогда один из нападающих, широко раскинув руки, сам бросается на клинок и напарывается на тёмную сталь. На миг меч увязает в теле, а чёрный воин путается в длинных белых одеждах навалившегося врага. Это краткое промедление в боевом танце дорого ему обходится. В следующее мгновение пара кинжалов всспарывают тёмную ткань. Ещё через миг над упавшей тенью поднимаются и опускаются сабли.
А однорукий колдун? Он-то что же бездействует? Зигфрид нашёл взглядом калеку-чародея. Нет, колдун не бездействовал: он выписывал единственной рукой сложные магические пассы.
Старик готовился долго, даже, пожалуй, слишком долго. Будь он один, как тогда, на плато, его бы давно изрубили в капусту. Но сейчас колдуна прикрывали чёрные воины. И когда он, наконец, вступил в битву, чёрным стало полегче.
Удар! Из ладони старика выплеснулся, будто россыпь звёзд, искрящийся поток магической энергии. Полыхнул в ночи призрачным синим огнём. Разорвал в клочья ближайшую белую фигуру.
Ещё удар. Ещё один сарацин разлетелся кусками дымящейся плоти. Каменная плита, на которой стояла жертва колдуна, раскололась надвое.
Третий удар. На этот раз светящийся колдовской поток, отбросил в стороны сразу двух сарацин, а затем ударил в храмовую ограду, пробив в ней брешь.
Следующий белый воин, в которого была направлена боевая волшба, оказался между одноруким язычником и темницей Зигфрида. Сарацин пригнулся. Смертоносная магия прошла над его головой, и…
Зигфрид вовремя зажмурился и отпрянул от стены. Магический удар, целивший в человека, обрушился на узилище.
Треск и хруст. Что-то острое царапнуло по плечу. Что-то посыпалось сверху, что-то упало у самых ног.
Зигфрид открыл глаза.
Густой мерцающий дым, пропитанный магией вперемешку с пылью. Запах колотого камня, горелого дерева, плесени, сырой земли и ещё какой-то незнакомый едва уловимый кислый запах колдовства. Под ногами — битый щебень. В стене вместо узкой щели, через которую барон наблюдал за происходящим снаружи, зияет широкий пролом. Бревенчатый потолок над головой осыпается трухой и пыльными струйками.
Свобода! Нежданная, но такая желанная!
Зигфрид бросился к пролому, протиснулся через развороченные камни. На глаза попалась языческая алебарда. Та самая, об остриё которой он перерезал верёвки на руках. Правда, теперь древко было переломлено у навершия. Что ж, само по себе стальное навершие, напоминавшее широкий клинок, вполне сгодится на первый случай. Благо, кровообращение в руках уже восстановлено и Зигфрид способен держать оружие.
Барон схватил обломок алебарды, взвесил его в руке. Да, действительно, похоже на тяжёлый меч с простенькой и очень длинной деревянной рукоятью. Плохо сбалансированный и не очень привычный меч, но когда вокруг кипит битва, лучше уж так, чем вовсе без ничего.
А битва разгоралась с новой силой. Подняв глаза, Зигфрид увидел, как из храмовой молельни пробивается плотная группка язычников. Воины князя-карпа отчаянно сражались с наскакивавшими на них со всех сторон приспешниками колдуна. Впрочем, попадавших под руку сарацин они тоже рубили без всяких сомнений.