Обладатель рыбьего герба шёл впереди. Он только что ловко расправился с двумя чёрными воинами и теперь отбивался от двух белых фигур. Одного сарацина, вооружённого кинжалом, князёк свалил сразу. Со вторым некоторое время повозился, демонстрируя странную манеру фехтования. Саблю противника князь-карп принял на тыльную сторону своего меча и отклонил её в сторону. Изогнутая полоска стали лишь слегка царапнула по доспеху язычника. А в следующий миг князь рассёк сарацина от плеча до бедра.
Внимание Зигфрида привлёк кнехт, следовавший за князем. Участия в схватке тот почти не принимал, зато крепко прижимал к груди суму с небольшим округлым предметом. А уж не Чёрные ли Мощи несёт за своим господином этот слуга?
Вероятно, подозрительную ношу заметил и однорукий чародей. Искрящийся поток пронёсся мимо отпрянувшего в сторону карпа, разорвал на части кнехта-носильщика, и отшвырнул ещё двух воинов, оказавшихся поблизости. Под страшным ударом лопнуло не только тело носильщика, но и его сума.
Да, так и есть! Реликвия! Мощи!
С широких ровных граней брызнул отражённый свет костров. Яйцевидный кристалл с тёмной сердцевиной упал под ноги сражающимся. Кто-то попытался поймать самоцвет, но не смог. Кто-то специально выбил его из чьих-то рук. Кто-то случайно пнул.
Реликвия покатилась к Зигфриду. Это была воля провидения, и барон решил не упускать такой возможности.
Зигфрид бросился к кристаллу.
Дорогу преградил чернобородый сарацин с кинжалом в одной руке и саблей в другой. Впрочем, обломок алебарды, который сжимал в руках Зигфрид, оказался длиннее и сабли, и кинжала. А убийство сарацина — достойный рыцаря поступок. Взмах, удар с плеча — и белая фигура с красным поясом и косой красной раной на груди, падает навзничь.
И — новый противник. На этот раз — человек-тень, прыгнувший откуда-то сбоку. Впрочем, не достаточно проворно прыгнувший: весь правый бок чёрного воина был уже влажным от крови. Над головой Зигфрида прогудела короткая цепь с тяжёлым железным клином на конце. Барон уклонился и с силой всадил своё оружие в нападавшего. Человека в чёрных одеждах пришлось спихивать с клинка ногой. Эти тени были вовсе не бесплотными.
А к кристаллу уже подбегает воин князя-карпа. В одной руке — меч, в другой — походный короб с широкими лямками. Язычник наклоняется, бросает оружие на плиты, вкатывает самоцвет в лакированный заспинный ларец, захлопывает крышку. Поднимает голову, снова хватается за меч…
Поздно! Зигфрид уже стоит перед ним.
Барон рубанул точно под каску, так похожую на шляпку гриба. Шляпка слетела. Язычник упал. Зигфрид подхватил за лямку сундучок с Реликвией. И уткнулся взглядом в руку колдуна. Морщинистая старческая ладонь уже наливалась синим сиянием.
Прыжок в сторону. Ох, как вовремя! С того самого места, где только что стоял Зигфрид, брызнуло каменное крошево, взвилась пыль, взметнулся дым…
Ударить второй раз колдун не успел: сквозь заслон чёрных воинов к чародею прорубился князь-карп. С яростным воплем он атаковал однорукого старика, и тому поневоле пришлось обратить всю свою магию против нового противника.
Разнесло ли карпа в клочья или нет, Зигфрид уже не видел. Толпа сражающихся заслонила место поединка. Воины языческого князька, сарацины и люди-тени смешались друг с другом. Но несколько фигур — чёрных и белых, вырвавшись из общей массы, — пробивались к Зигфриду. Хотя, пожалуй, и не к нему даже, а к его добыче. Чёрные Мощи — вот, что им было нужно. Им всем!
Значит, на какое-то время они задержат друг друга. Но только на время.
Это время надо использовать.
Барон огляделся. У него оставался только один путь к спасению. Зигфрид перекинул лакированный ларец на плечо, отшвырнул в сторону обломок алебарды с мечевидным навершием и бросился к полуразрушенной ограде. Туда, где под оградой — обрыв. И где под обрывом — река. Если оттолкнуться посильнее, если прыгнуть подальше, возможно, будет шанс уцелеть.
Что-то тоненько просвистело у самого уха. Что-то звякнуло о камень под ногами. Что-то стукнуло в деревянный ящик на спине. Зигфрид с разбега вскочил на ограду и сразу, не раздумывая, не тратя времени на сомнения и молитвы, прыгнул вниз.
Ветер в лицо. Пальцы мёртвой хваткой вцепились в сундучок. И несётся навстречу чёрная поверхность реки…
Они спали при оружии, не снимая доспехов, но это им не помогло. Ночная атака оказалась неожиданной и стремительной. Когда незнакомый боевой клич («Ал-лак-ба!» — так, кажется, кричали в ночи множество глоток) прогремел над заброшенным храмом, было уже поздно.
Такехико удалось собрать вокруг себя лишь немногих воинов. Подмога из нижнего лагеря не пришла. А это могло означать только одно: в живых там никого не оставалось. Такехико уже понимал, что проиграл эту битву. Только ещё не знал кому.
В храмовом дворе, среди костров, возле которых лежала перебитая стража, шла жестокая рубка. Чёрные, как ночь, синоби под предводительством однорукого колдуна-ямабуси сражались с неведомым противником.
Люди в белоснежных одеждах, подпоясанных красными поясами-оби, не таились в темноте и нападали в открытую. Они дрались яростно, не страшась смерти, а словно стремясь к ней, но они не были самураями. Они убивали быстро и безжалостно, однако не принадлежали к тайным кланам воинов-теней. Их диковинные кимоно белели в ночи, как одеяние ямабуси, но при этом сильно отличались от накидкок-судзукакэ «спящих в горах». На головах странные воины носили накрученные в несколько слоёв полосы ткани, а сражались необычным оружием — сильно изогнутыми гатанами и длинными, узкими и прямыми кинжалами.