Феодорлих и Огадай сыпали командами. Ущелье заполнялось людьми. Отряды, готовые к штурму, плотными рядами двигались по каменной теснине.
«Ущелье — это ловушка и есть», — так, кажется, сказал Угрим.
Татары привалили к воротам вторую бочку. А вот уже и третью… почти привалили…
— Княже, вон он! — Тимофей заметил вражеского чародея.
Колдун появился на той же башне за стенами. Поднялся во весь рост, не таясь за каменными зубцами.
Лучники и арбалетчики ударили по башне. Но невидимый защитный кокон надёжно оберегал ассасинского чародея от вражеских стрел. Словно ветер неистовой силы отбрасил от него оперённую смерть.
На этот раз горный старец не воздевал рук над головой. Он простёр их перед собой, словно указывая путь. Кому? Чему?
Чему… Всё-таки чему. Тимофей увидел, как сквозь глухую каменную кладку лишённой бойниц башни просочились дымные струйки. Едва различимые поначалу, они быстро густели, тяжелели…
Плотный, белёсый дым не поднимался вверх и не рассеивался. Едва перевалив через зубцы внешних стен, он опустился к подножию крепости, растёкся перед запертыми воротами, накрыл татар, кативших железные бочки.
Кто-то истошно закричал. Кто? Почему? Густая молочная пелена заглушала звуки и мешала разглядеть, что происходит. А дым всё истекал и истекал из крепости в ущелье. Дым ложился на каменистое дно клубящимся покрывалом, струился вниз, быстро заполняя пространство между скалистыми стенами.
— Князь! — встревожился Феодорлих. — Что за варево льёт Старец Горы?
— Ещё не знаю, — нахмурился Угрим, — Но думаю, ничего хорошего оно нам не несёт. Уводите своих воинов из ущелья, ваше величество. Уводите поскорее, если не хотите их потерять. И ты, Огадай, тоже. А впрочем…
Угрим безнадёжно махнул рукой.
— Впрочем, поздно уже.
В каменной теснине словно бушевал призрачный горный поток. По дну ущелья текла стремительная и бесшумная молочная река. Тяжёлый дым накатывал волна за волной и захлёстывал любого, кто оказывался на пути.
— Назад! — велел Огадай.
Дрогнула, сломалась, попятилась и исчезла в дыму стена щитоносцев.
— Трубить отход! — приказал Феодорлих.
С головой накрыло стрелков.
Гулко ухнули татарские барабаны, взревели боевые рога латинян. Однако Угрим был прав: поздно. Слишком поздно…
Уже достало тех, кто был сзади. Кто нёс лестницы. И кто шёл за теми, кто нёс лестницы.
Из дымных бурунов и водоворотов доносились глухие — будто сквозь вату — вопли несчастных. Люди кричали дико, не помня себя и не осознавая мира вокруг. Так кричат безумцы, наяву попавшие в ужаснейший из своих кошмаров.
Бесстрастное эхо множило и усиливало искажённые звуки.
Воины, которых ещё не коснулась волшба ассасинского старца, спешно отступали из ущелья. Хотя какое там отступали — бежали в беспорядке! Вот только дымный поток двигался быстрее людей, и спасения от него не было.
Первые белёсые струйки-щупальца уже тянулись к горловине ущелья. За разрозненными извилистыми потёками надвигался сплошной клубящийся вал. Ворота и подножия стен цитадели были полностью скрыты от глаз. Дно ущелья — тоже. Однако иноземный маг не унимался. Колдовство продолжалось. Из крепости всё лилось и лилось. Бурлящая дымная пелена приближалась.
«Крысий потрох, да что же это такое-то, а?!» — гадал Тимофей. Угрим, защищая Острожец, двигал на врага земляную насыпь, утыканную кольями, но какую пакость гонит на них сейчас бесерменский чародей?
А молочно-белые клубы вот-вот должны были выплеснуться из ущелья. В матовой мути метались, натыкаясь друг на друга, размытые тени. Нет, не просто метались! Тимофей пригляделся… прислушался к приглушённому звону стали.
Да, так и есть! Воины Феодорлиха и Огадая сражались в дыму друг с другом! Латинянин рубил степняка. И степняк латинянина. И латинянин латинянина. И степняк степняка. В ущелье шла битва безумцев, в которой каждый стремился сразить каждого.
— Что там происходит, урус?! — на этот раз не выдержал Огадай. — Что это за яд?! Что за отрава такая?! Ты можешь ответить, наконец, коназ?!
— Могу, — Угрим стоял, подняв руки и выставив перед собой ладони. Пальцы князя чуть шевелились, словно ощупывая приближающуюся белёсую волну. Голос князя-волхва был спокоен. — Теперь могу. Это дурман, настоянный на сильной магии. Дурман, лишающий человека воли и ясности рассудка.
— И что? — взъярился хан. — Что же ты медлишь, колдун?
Ответить Угрим не успел.
Вот оно! Дымный поток хлынул из ущелья. Но вырвавшийся из теснины клубящийся вал вдруг вздыбился, наткнувшись на невидимую преграду. Хотя, не на такую уж и невидимую. Белёсую волну сдерживала тонкая, но вполне различимая мутная плёнка цвета молочной пенки.
Угрим хрипло шептал защитные заклинания.
Всё новые и новые клубы тяжёлого дыма накатывали из ущелья.
Остановленная волшбой князя волна поднималась, росла.
Выше, выше…
Выше каменной лавины, впечатанной в стены ущелья, выше скалистых отвесов на раздвинутой верхней кромке. Выше стен горной цитадели, выше башни бесерменского колдуна.
Тимофей понял: он стал свидетелем ещё одного магического поединка. Ассасинский старец бросал из крепости густые дымные клочья, Угрим противостоял им. Белёсый гребень пышной шапкой нависал над горловиной ущелья и легонько покачивался, словно делая выбор: в какую сторону пасть.
Но чем выше поднимался дым, тем больше власти над ним обретал князь-волхв. В конце концов, настал момент, когда Угриму удалось отклонить взрастающую дымную массу обратно к крепости. Клубящаяся волна колыхнулась туда-сюда, но поддалась-таки магии ищерского волхва, изогнулась коромыслом, а затем по высокой дуге, почти касаясь облаков, сама похожая на диковинную облачную радугу, устремилась обратно.