— Да, Владыка.
На лицах Верных и Жертвующих появились улыбки.
— Скоротечная бренная жизнь — самое большее, что вы можете потерять в этом мире, — продолжал старец. — И в то же время самое малоценное. А какой прок беречь жизнь, полную страданий и лишений? Вспомните, как в этой самой комнате, перед этой жаровней я показывал каждому из вас иную, вечную и счастливую жизнь, которой вы будете вознаграждены после смерти за верность и самоотверженность. Однажды я дал вам возможность увидеть дивные сады, вкусить лучших яств и испытать ласки прекрасных гурий.
— Да, Владыка.
Улыбки стали шире.
Старик выдержал паузу и продолжил:
— На самом деле я лишь слегка приоткрыл двери рая, дабы вы не утратили разум от того великолепия, которое вас ожидает. Знайте: Аллах велик и милостив к истинным своим служителям, и он бесконечно щедр в своей милости. А вы уже стоите на первой ступени лестницы, ведущей к вечному блаженству. И я спрашиваю вас, готовы ли вы следовать дальше?
— Да, Владыка!
Лица юношей в белых одеждах были счастливыми и умиротворёнными. Верные и Жертвующие жадно вдыхали сладкий дурманящий дым…
— Да будет так… — Старец, сидевший у жаровни, тоже скупо улыбнулся в бороду. — И да поможет нам Аллах.
— Аллах акбар!.. — выдохнул хор голосов.
— Княже, что это?
В латинянском лагере шли приготовления к новому штурму, но Тимофей смотрел сейчас в другую сторону.
— Во-о-он там, за рекой и за лесом?
Слабое движение на правом берегу Ищерки, выше по течению и далеко от крепости, было едва уловимо. Но острый глаз, всё же, мог разглядеть с высоты Острожецких стен всадников, прежде не участвовавших в битве. Неизвестные конные воины укрывались за огромными массивами густой зелени и небольшими островками редколесья. Всадников было немного, но их количество быстро увеличивалось.
— Кто они, княже?
Угрим всмотрелся, улыбнулся.
— А ты сам не догадываешься, Тимофей, кто это может быть?
Всадники выезжали из небольшой рощицы по двое — по трое и тут же выстраивались защитным полукольцом, обращённым к Ищерке. Невысокие мохнатые лошадки. Короткие копья. А кое-где уже покачиваются пригнутые к земле многохвостые бунчуки, которые даже на таком расстоянии невозможно спутать с латинянскими стягами.
— Татары?! — вскинул голову Тимофей. — Это татары, да?
Наконец-то! Кто бы мог подумать, что можно так радоваться появлению в своих землях бесерменской конницы?
Угрим кивнул:
— Степняки не смогли прийти так же быстро, как латиняне, зато они открыли свою Тропу гораздо ближе к Острожцу, чем Михель и Арина. Это позволит им выиграть немного времени.
— А разве Михель и Арина не чувствуют Тропы, открывшейся у них под боком?
Угрим покачал головой:
— Во-первых, оба они сейчас заняты: латинянский маг, и гречанка прощупывают защиту Острожца. А во-вторых, чародей может почувствовать — и, притом, далеко не сразу — лишь чужую волшбу, открывающую Тропу. Но никому не дано предугадать, куда именно волшба протянет колдовской путь. Это как с обычной дорогой, проложенной чужими ногами из какого-либо селения: может быть известно её начало, но неведом конец.
А нескончаемый живой ручеёк в лесу всё тёк и тёк. Из-за спин одних всадников появлялись другие. Появлялись и тут же занимали своё место в строю.
Первый ряд, второй, третий…
Защитное кольцо крепло. Строй ширился, разростался, становился плотнее. Заполнял открытые пространства, терялся в редколесье, огибал непроходимые заросли, извивался, растягивался вдоль Ищерки, но не приближался к реке. Татары пока не рвались в битву, а лишь защищали подступы к извергающей их роще.
Да, Угрим прав: там была Тропа. Колдовская Тёмная Тропа, способная переносить человека на любые расстояния. И одного человека, и целую рать.
Тимофей и Угрим молча наблюдали.
Новым кочевникам уже не хватало места. Всадники впереди стояли стремя в стремя, и истекающее из рощи воинство уходило на фланги и в тыл.
Роща превращалась в островок среди человеческого моря. Однако, и сама татарская рать, ширясь и множась, тоже терялась в густой зелени. Интересно, сколько сотен степняков прошло через Тропу? Или уже не сотен, а тысяч? Оценить, хотя бы приблизительно, размеры появляющегося из ниоткуда войска было невозможно даже со стен Острожца. А латиняне — те и вовсе не замечали пока нарастающей под самым боком угрозы. Даже рассыпанные по правому берегу Ищерки лучники и арбалетчики, наблюдавшие со стороны реки за осаждённым городом, не подозревали, что творится у них за спиной.
Да и татары всячески старались оставаться незамеченными. Пробудившаяся было радость от появления союзников постепенно рассеивалась.
— Я смотрю, Огадай не очень-то и спешит к нам на помощь, — нахмурился Тимофей.
— Вообще-то хан здесь не для того, чтобы помогать нам, — спокойно ответил Угрим. — Он пришёл за Чёрной Костью. А не торопится потому, что видит, какие стены у Острожца и не видит штурма. Хан поступает мудро: пока есть возможность, пока всё внимание Михеля и Арины приковано к крепости, Огадай накапливает силы. Степняки знают, с каким врагом придётся иметь дело, и не хотят, чтобы после первой же стычки их загнали обратно на Тропу.
Вообще-то князь всё верно говорил. Даже после неудачного приступа и немалых потерь войско латинян, наверняка, превосходило по численности рать, которую Огадай-хан уже успел провести колдовской Тропой.
Но время шло. Латиняне вновь выстраивали ряды для штурма. Вокруг камнемёта опять засуетилась прислуга. К крепости выдвинулась первая линия щитоносцев.